Страница53
Войлоков Павел Карпович, 1906 года рождения.
«Семья была большая: четыре брата и две сестры. Отец был ранен на гражданской войне, рукой не владел. Жили очень трудно.
На войну меня взяли 7 сентября 1941 года. По 1 мая 1943 год был в 4-й технической бригаде химиком. Первый год нас направили в Сталинград. Там 3 батальона готовили как химическую защиту, на случай применения немцами химического оружия. Изучали различные химические вещества и способы обеззараживания местности. А затем был направлен в Удмуртию. Демобилизован в ноябре 1945 года.
Награждён орденом Отечественной войны II степени и юбилейными медалями».
Хохлов Иван Григорьевич, 1920 года рождения. Родился в селе Верхнее Кузькино. Первый поселенец на хуторе Водяном.
«В армию призван 3 ноября 1940 года. 9 месяцев отслужил и попал на II Белорусский фронт. Из земляков со мной никто не был. Войну закончил в Германии, оттуда же и демобилизовался».
Масленников Егор Харитонович, 1922 года рождения. «Родился в селе Кузькино в семье простых крестьян Масленникова Харитона Илларионовича и Ирины Ивановны. В семье было шестеро детей. Сызмальства приходилось мне работать в поле, чтобы как-то помочь родителям. Было холодно и голодно. Об этом и не хочется вспоминать, очень уж тяжело становится на душе.
В 1940 году переехал в Ленинградскую область по договору, тогда это называли вербовкой. Там шло строительство электростанции на реке Свирь. Было запланировано правительством в 1942 году дать ток Ленинграду. Тогда ещё город освещался электростанциями, работающими на торфе.
Осенью в 1941 году меня должны были призвать на службу в армию, но 22 июня началась война. В этот день я, как всегда, вместе с другими вышел на работу, но нас посадили на баржу и отправили по реке. Затем пересадили на машины и привезли под город Луга Ленинградской области. Все рабочие с утра до вечера копали противотанковые рвы.
Немец продвигался очень быстро к Ленинграду, нам пришлось отступать. При отступлении также копали противотанковые рвы, строили укрепления, доты, дзоты.
В это время в Ленинграде формировался 56 стрелковый запасной полк, куда зачислили и меня.
После формирования полк был отправлен на фронт. На фронте после продолжительных боев я обморозил ноги и получил истощение II степени. Отправили меня в госпиталь. А в госпитале, как на фронте было тяжело. Отопление нарушено, больные ходили в парк рубить деревья, топили печки. Тут ещё заболел я воспалением легких. Жизнь моя висела на волоске. Но благодаря врачам я смог выкарабкаться. К тому же врач выписывала дополнительный паек, чтобы я восстановил силы. Когда стало легче, меня направили в другой госпиталь. Дорога была только через Ладожское озеро. По узкому коридору привозили и увозили продукты, а также в госпитали доставляли раненых. Так я попал в город Череповец Вологодской области. После окончательного выздоровления я был направлен в Ивановскую область, где располагались Гроховецкие военные лагеря. Здесь был зачислен в 30-ю роту химических разведчиков. После учения в 1942 году в сентябре прибыл под Воронеж, т.е. на свою родную землю. Здесь шли ожесточенные бои. Фашисты долго не могли взять этот город, были продолжительные бомбежки. Приходилось отступать и снова идти вперед.
Когда бойцы из роты пошли устанавливать огнеметы, получилось так, что вместе с другими бойцами я попал на минное поле. Много товарищей тогда подорвалось на нем. Очень было трудно переправиться через реку Воронеж. Переправлялись на плоту. Немец был свиреп, пули свистели, как дождь. На плоту было много раненых и даже убитых. В Воронеже наши войска начали наступать. Здесь в бою меня тяжело ранило в правое бедро.
И вновь я попал в госпиталь в один из городов Воронежской области. Немало пришлось поваляться на больничной койке. После выздоровления командир роты забрал меня в часть.
Наш дальнейший путь был правее Старого Оскола на Касторное и до Курска.
Под Курском войска оставили на отдых. После отдыха путь наш был на Белгород. Войдя в Белгород, мы заняли оборону. У немцев была сильная авиация, бомбили не переставая. Со стороны Харькова прорвали оборону, сразу пошли бронемашины, танки, стреляли термитными снарядами, – город весь горел.
Немецкие оккупанты заняли Харьков. Командование получило приказ отходить. После этого наша часть заняла оборону на Прохоровском направлении, в самом пекле, где был прорыв.
4 июля был перебежчик с немецкой стороны, который сообщил, что в ближайшее время будет наступление их войск. Обе противостоящие друг другу стороны готовились к предстоящему бою. Тянулись длинные часы невероятно нервного напряжения.
В 4 часа утра началась массированная артподготовка. Завязался бой. На Южном фасе горела земля. Небо стало темным от клубов дыма. Они были так низко, что взлетевшие ракеты скрывались в них. Все пространство, где велся бой, покрылось множеством разрывов . Наверное на каждом метре упало по 10 снарядов. Помогли и с воздуха. После из укрытий стали выползать немецкие танки. Впереди, как стальной щит, шли тяжелые «тигры», за ними наступали «пантеры», средние и штурмовые танки.
Первый эшелон почти полностью был уничтожен. А нашу батарею спас блиндаж в три наката. В этом бою я вновь получил ранение, осколок попал в глаз и впился в череп. Второй осколок угодил в поясницу. Снова госпиталь – далекий тыл. Лечился я в Сызрани Куйбышевской области. Там мне сделали две операции, но глаз восстановить не удалось. После выздоровления по состоянию здоровья меня демобилизовали. Военком направил меня в Кузькинскую школу учителем военной подготовки. День победы я встретил в родном селе».
Баребин Филипп Павлович, 1920 года рождения. «Родился я в селе Кузькино. В семье было трое детей. В 1937 году остался без отца. До войны работал в Бубновской МТС ревизором.
В 1939 году ушёл в армию. Служил в Прибалтике (город Шяуляй ). Там меня и застала война.
В 1941 году попал при отступлении в Эстонию. Хорошо помню бой у реки Ярваянь. Немцы окружили и пошли на нас штурмом. Завязался ожесточенный бой. С обеих сторон были такие жертвы, что вода не помещалась в русле из-за трупов. Там я попал в плен и был отправлен в концлагерь в Фридрихштадт. Это был самый жестокий концлагерь для военнопленных. Работать посылали на железную дорогу. Кормили опилками, брюквой. Люди с голода съели всю траву на территории лагеря. Немцы издевались над людьми, избивали плетьми, натравливали собак. Кругом стояла охрана, проволока была под высоким напряжением.
Людей отправляли в газовые камеры, сжигали в печах, а пепел пленные разносили на тележках по полям. Смрад стоял страшный.
Французы и поляки были в более завидном положении, чем мы, русские. Они хоть получали посылки от “Красного креста”. А русским Сталин отказал, сказав, что «у нас нет пленных”.
В лагере меня хотели расстрелять. А получилось так: вместо железного болта, я поставил смоляной болт. Ивана, бывшего в списке передо мной, расстреляли, а меня не успели. Спас один немец. Он позвонил и сказал, что расстреливают невинных людей. Расстрел отменили. Но меня сильно избили. Там же, в лагере, и выхаживали.
Был у меня один побег, но меня поймали.
Освобождали нас наши союзники – англичане. Перед отступлением немцы загнали пленных в барак, подложили мину под двери. Пулемёты наставили. Потом англичане пришли и убрали мины. Все пленные были оборванные, грязные, изможденные. Нас сразу же отправили в баню.
Гражданскому населению был дан приказ: каждый должен был принести по паре белья, обуви, чтобы полностью одеть узников. Потом нас передали нашим войскам. Путь домой был долгим – 1500 километров. Его мы прошли за полтора месяца. По дороге нас обстреливали, бомбили. Но, несмотря ни на что, мы дошли.
После освобождения я попал в Трудовую армию (лозунг - “Восстановление России”), где служил до 1946 года. Потом демобилизовался.
После войны вернулся в родное село. Но, увидев, в каком тяжелом материальном положении находится мать, решил завербоваться на Урал.
С 1947 года работал на Урале в лесной промышленности мастером лесозаготовок. На Урале прожил 20 лет.
Был награждён медалями “За боевые заслуги”, “За победу над Германией”, орденом Отечественной войны II степени и юбилейными медалями.
Вытовтов Иван Тимофеевич, 1925 года рождения. «Войну я начал в 1943 году, наши уже освободили Кузькино. 23 февраля нас призвали в военно-полевой военкомат, был тогда такой. Наших человек 50 собралось с сельсовета. И погнали нас: Большая Халань, Песчанка и прямо под Прохоровку пригнали.
Место было ровное. Зима, снег. Ямочки выкопали, дали винтовку, а я не знаю, куда патрон вложить (смеётся) – туды или сюды. Мне ж всего 18 лет было.
Ну, день там посидел-посидел, сухарики погрыз, но долго они не держались. Тот – «дай», другой – «дай». Как не дашь! А со мной кузькинский один был, уже пожилой, лет 43 ему было. Думаю, пойду, может, курить попрошу, а то уже дыхать нечем. А уже темновато было. Иду, значит, а у самой головы – тю-у-у. Он как заматюкается: «Ложись! Видишь, стреляют». Тут я упал, рачки прилез. Поплакали мы, он больше соображает, а мне что, только восемнадцать. Покурили, я собираюсь, мол, пойду винтовку возьму. «Какая, говорит, тебе винтовка! Сиди до темноты». Посидели до темна, побалакали, он и говорит: «Пойдем... Вот твоя винтовка, бери. Никто её грызть не будет да и ты не будешь».