Накануне войны. Криушина У.А.: «В колхозе работали не то, что сейчас. Снопы носили, они такие тяжёлые, несешь, надрываешься. Вязали снопы. Бывало, все руки и ноги обдерёшь в кровь. А выкашивала по 50-70 соток в день.
Ездила перед войной на торфоразработки, тогда вербовали, полгода там была. Торф возили на тачанках, штабелевали его. Особенно много девчат с “Самодуровки” со мной ездило».
Каверина Л.: «Первый год, как колхоз организовали, был очень большой урожай пшеницы. Её убрали и на дожде оставили, она так и погнила, а на трудодни дали, что и хлеба не испечёшь. Это же не у хозяина».
Вытовтов Н.И.: «Перед весенней посевной ремонтировали плуги, бороны. Делали выезд – проверка к посевной. Выезжали с подготовленной техникой. Я с Василием Стрекозовым, Иваном Кавериным выезжали с боронами. Кто на лошадях. Выезд был от школы, и на этой улице делали осмотр к посевной.
Из колхоза на усадьбу ни технику, ни лошадей не давали и поэтому и сажали, и убирали всё вручную. Картошку тоже под лопату.
Я школу не закончил, было 11 детей у родителей и мне нужно было работать по дому. Когда мои младшие братишки и сестренка приходили из школы, мы брали холстинные сумки и шли за колосками. Это сейчас никто не представляет, что это такое. Принесем домой колоски, трём, мнём их, зерна провеем и варим кутью пшеничную или ячменную».
Эти скупые свидетельства сельчан красноречивее любых газетных пропагандистских материалов о счастливой колхозной жизни тех далеких лет.
В то же время следует признать, что в конце 30-х годов дела в колхозах нашего и других сельсоветов поправлялись, жизнь налаживалась, колхозники получали на трудодни хлеб и другие продукты.
Возможно, жизнь и вовсе улучшилась, если бы нашу страну не постигла новая беда – вероломное нападение фашистской Германии. Великая Отечественная война. 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, самая тяжёлая и самая жестокая из всех пережитых нашей Родиной войн.
Она стала серьёзным испытанием для миллионов людей нашей страны, в том числе и для наших односельчан, которые о начале войны узнали в тот же день. А на следующий день со слезами на глазах и криками матери, жёны, сёстры начали провожать своих сыновей, мужей, отцов, братьев на фронт, так как началась мобилизация военнослужащих 1905-1918 годов рождения. Всего из сёл Нижнее Кузькино, Верхнее Кузькино, хутора Водяное ушло на фронт за годы войны около 500 человек, приблизительно половина из них так и не вернулась.
Единственной женщиной - участницей войны из нашего села была Скубаева (Марченко) Вера Артемовна, учительница начальных классов.
Фронт оторвал от мирного труда наиболее трудоспособную и квалифицированную часть работников села. Для нужд фронта было взято большое количество тракторов, автомашин, лошадей. От колхозов требовалось в условиях войны снабдить фронт продуктами питания, накормить население в тылу. Безмерная тяжесть труда и забот легла на плечи наших женщин. Они выполняли самую тяжёлую работу. Мужественные солдатки, проводившие на фронт мужей, отцов, сыновей и братьев, работали бригадирами, механизаторами, пахали на лошадях, быках, коровах, брали в руки топор и тачку, косу и кузнечный молот, возили и носили вручную мешки с зерном и овощами, нередко впрягались в упряжку, чтобы тащить борону или плуг.
В условиях войны был увеличен минимум трудодней для колхозников. Каждый член сельхозартели должен был выработать за год не менее 243 трудодней.
Колхозники, не выработавшие установленного для них минимума трудодней, должны были считаться выбывшими из колхоза и лишаться приусадебного хозяйства.
Впервые вводился обязательный минимум трудодней для подростков. Средняя же выработка трудодней каждым трудоспособным колхозником в 2-2,5 раза превышала установленный минимум и к концу 1942 года составила 262 трудодня против 243 в 1941 году.
Часто вспоминают кузькинцы о тех тяготах и лишениях, которые довелось им пережить в долгие годы войны.
Клышникова М.: “Бывало, по несколько дней ночевали на молотьбе. Одежду из дома приносили на смену и харчи какие были: огурцы, картошку и бутылку молока”.
Шелушинина О.И., 1926 года рождения: “ Мы были подростками во время войны, но старались успеть за взрослыми на поле. Была молодёжная бригада, почти по гектару за день скашивала. Носили снопы на себе. А ходили на работу далеко, и все несли на себе: и грабли, и косу, и бочонок с водой, продукты. А пошли один раз, так тяжело было, не могу за взрослыми успеть. Тут молния ударила. Я думаю, убила б ты меня, нету мочи больше косить”.
Новикова Анна Кузьминична, 1921 года рождения, с. Кузькино:
«Как до войны единоличниками жили – этого я не помню. А вот когда родители в колхоз вступили, тут я уже все помню. И как работали, тоже помню. Косили косами, вязали снопы и в кресты клали, потом на лошадях возили и в скирд складывали. А когда война началась, то уже и лошадей не было. Так мы снопы на носилках носили. Брали две длинные палки, на них положишь пятнадцать снопов и несешь до скирда. При немецкой власти хлеб молотили эвакуированные. Молотили цепами, так и махали ими целый день. Сами, бывало и постоим, а тут из эвакуированных такой дед солидный попался – дохнуть не давал: знай, махали и махали.
Отец мой покойный председателем колхоза был, вот он меня после того, как немца прогнали, на тракториста учиться послал. От МТС я месяца два поучилась, потом директор меня в Валуйки направил на комбайнера учиться. Там, считай, не евши жили. А было нас в училище человек либо тыщу: и шофера, и трактористы, и комбайнеры. Вставали часа в четыре – там одна столовая была. В очередь станешь, дадут тебе болтушки да хлеба овсяного – хоть лялюшки лепи из него. Так мы из дому возьмем фасоли, картох сушеных, кинешь в кипяток – вроде пахнет. А что ж, не емши жить?
За квартиру училище платило. Хозяйка на полу нас клала спать, а пол цементированный был. Лежишь, лежишь. Господи, думаешь, когда же оно рассвене?
Ну, отучились, приехали в МТС. У кого блат есть, сунут где лучше. Там у нас бухгалтером был наш, кузькинский, так он меня кладовщиком пристроил. Побыла немного, а потом на комбайн. Три года проработала на комбайне. А какая ж работа тогда была! На «Коммунаре» косили. То цепь оборвалась, то полотно разорвалось, а где брать? А получали что? Ничего не платили!
Зерно, правда, давали, пока молотим, центнеров шесть заработаем. Так вот и прожили войну.
А что окопы копали, так и говорить нечего! В Богородском, за Михайловкой, нас было не побило. Глянули, самолеты, как галки, летят, неба не видать. Заскочили в сарай, а они прямо над нами. Ну, думаю, все! Нет, не тронули, пролетели. А Великомихайловку, о-ох! И бомбили же! Как военных из Богородского ликвидировали, мы тады оттеля убегать. Только Михайловку проскочили, они как начали кидать, как начали, ну черным все сравнялося! А мы уже сюда, за Васильевку выскочили. Там рожь была. Мы по ржи по этой. А Фенина мать говорит ей: «Феня, да ты схоронись хоть», «Да я платок скину, чо мне?» Длинная она была, худая. Ну, ничего, пронесло.
Нас было и в Германию чуть не отправили. Спасибо старосте, спас. Мы уже шли на комиссию, но и тут пронесло, не попали в Германию...
Ох, чего только не было в войну! Вот был случай с Каледрой, кличка такая была у Каверина Николая Емельяновича. Он коммунистом был и от НКВД дезертиров ловил. Когда эвакуировались из села, ушел со всеми и Павло Гущин, тракторист, по прозвищу Пан. Здоровый был этот Пан! Отец его в Великомихайловке доктором работал, а хата их тут была. Ну, Пан выехал за Чернянку и вернулся назад. Каледре сказали, что тракторист, мол, вернулся, дома сидит. Ну, Каледра и пошел к нему в дом. А их там двое было. Так они его вдвоем ножом ширяли, застрелили и в скирд отнесли. А это ж, знаете, деревня, народ гомонит: Каледры нет, Каледры нет... Они на Нины Поляковой отца указали: он, мол, убил. Да одна баба видала, как его стреляли. Вот все и выяснилось...
Словом, хлебнули горя немало. Да и после войны трудно жили. Есть было нечего, ходить не в чем, черевики подошьешь абы чем, тряпками, попляшешь вечер, и черевиков нет. А работали без отдыха, это теперь пьянка у молодых на уме и ничего больше. И ничего не надо. Мы же хоть и работали много, но веселились без пьянки. В игры разные играли, посиделки устраивали. Подойдет очередь, ведешь всех девок к себе в хату, в жутья играли, гармошка была, балалайка – пляшем, играем, семечки грызем. А мужики и парни возле магазина на кулачки бились... Все, все на нашем веку было. Дай Бог, чтоб хуже не стало.
Черкесов И.Г., 1925 года рождения: “Когда в 1942 году немцы пришли в село, я был здесь, хотя военкомат обязывал, чтобы мы уходили, но мы не успели, и все ребята 1924-25 года рождения
были дома. При немцах работали и косили, вязали, молотили, и даже плуги на себе таскали”.
Шелушинин А.Н., 1926 года рождения: “В войну я работал в колхозе. Скот был угнан, так мы пахали на коровах. Косили косами, а женщины за нами вязали”.
В годы Великой Отечественной войны территория Белгородчины была полностью оккупирована немецко- фашистскими захватчиками. 3 июня 1942 года немцы оккупировали Велико-Михайловский район.
Ранней весной 1942 года, перед наступлением немцев, жители села начали возведение и укрепление оборонительных сооружений.
Гущина Мария Андреевна, 1926 года рождения, вспоминает:
“Всех женщин и подростков гоняли на возведение оборонительных рубежей. Сначала они возводились силами односельчан, а с апреля 1942 года, когда возникла угроза наступления немцев в этом направлении, сюда были направлены жители многих сёл нашего и соседних районов.
В общей сложности в строительстве оборонительных сооружений приняло участие порядка 3000 человек.
А наши кузькинские женщины участвовали в рытье окопов, сооружении дзотов, противотанковых рвов в сёлах Голубино, Киселёвка, Покровка, Татьяновка, Велико-Михайловка и других. Кроме того, их посылали на расчистку снежных заносов на военном аэродроме в село Тмык, в 15 километрах от Велико- Михайловки. Работать было тяжело. Продуктов было мало, так что голодали. Некоторые, в основном подростки, не выдерживали и уходили домой. Законы военного времени были суровы. За уклонение от сооружения укреплений и самовольный уход с них сажали в тюрьму сроком до 6 месяцев. Из наших, помню, отбывали наказание в городе Валуйки Криушина Екатерина Архиповна и Головкова Мария Тихоновна”.
По свидетельству той же Гущиной М.А., только на территории села Верхнее Кузькино было возведено около 10 дзотов, не считая многочисленных окопов. Один дзот был на том месте, где раньше стояла церковь, два дзота на бывшей усадьбе священника Северинова, ещё два на кладбище и в других местах.